Почему женщины красивее мужчин?

Женщины — прекрасный пол, а мужчины нет. Хотя, по логике эволюции, должно быть наоборот. У других видов животных красотой отличаются мужские особи. Как же разгадать эту загадку?

Среди всех особенностей, которых так много у нашего вида (как прямохождение, голая кожа или большой мозг), самой странной и поразительной можно назвать красоту женщин. У других видов живых существ, если один пол в эстетическом плане отличается от другого, это обычно оказывается самец, а не самка.

Кроме того причины, по которым появляются такие различия (необходимость добиваться расположения противоположного пола) в случае человека тоже имеют большое значение, так что мужская красота должна быть особенно заметной. Исследователи доказали, что в процессе эволюции женщины становятся все более красивыми, а мужчины так и остаются на уровне своих пещерных предков. Более того, у красивых женщин рождается больше детей – на 16% по сравнению со среднемировым показателем. И, что любопытно, у красоток чаще рождаются девочки, чем мальчики. А это, по мнению специалистов, ведет к еще большему увеличению числа красивых женщин.

Но почему прекрасным полом стали женщины, хотя должно быть наоборот? Это настоящая биологическая тайна, завесу которой мы лишь начинаем приоткрывать.

Но прежде чем мы к ней перейдем, задумаемся, откуда взялись человеческие особенности.



Отметим вначале, что все они, хотя кажутся нам очевидными (кто задумывается над тем, почему мы ходим на двух ногах и носим одежду?), с биологической точки зрения, по меньшей мере, загадочны, если не абсурдны. Ни одно другое млекопитающее или другое животное (современное или древнее) не ходит с выпрямленным позвоночником и обращенной вверх головой. Ни у одной обезьяны или другого млекопитающего нет лысой и мягкой кожи (мех имеет для них такое же большое значение, как перья для птиц).

Из таких общих утверждений есть крайне редкие исключения: например, грызун под названием голый землекоп абсолютно не имеет шерсти, а пингвин, ходит в выпрямленной позиции, как человек. Но при ближайшем рассмотрении они лишь подтверждают абсурдность нашего устройства: голые землекопы живут в подземных тоннелях и не выходят на поверхность, а пингвины проводят значительную часть жизни в воде.



Голый землекоп не смог бы долго выдержать на открытом воздухе, а пингвины не могли бы жить без воды. За пределами безопасной среды экстравагантность неуместна. Но человек сделал выбор в ее пользу, когда покинул безопасные леса и вышел в одно из самых опасных мест мира — африканскую саванну. Это было невероятно рискованное предприятие, настоящая биологическая невыполнимая миссия. Однако не стоит удивляться, что мы избрали такой необычный путь.

Если бы мы пошли по проторенной (для обезьян, млекопитающих или в целом сухопутных позвоночных) дорожке, мы бы не добрались до места, в котором оказались сейчас: самого необычного вида на Земле (если не во Вселенной). Пытаясь проникнуть в тайну нашей эволюции, мы должны принять в качестве общего принципа, что удивляться стоит не тогда, когда мы сталкиваемся с абсурдными вещами, а тогда, когда все кажется очевидным. Необычный вид не мог появиться обычным образом.



Сейчас мы можем вернуться к вопросу женской красоты. Задумаемся вначале, откуда вообще берется в природе красота? Это черта, которая встречается в животном мире не так часто. Причина проста: красота дорога и опасна. Какое определение мы ей ни дадим, это послание, которое обращено к окружающим — важное и легко считываемое. И здесь нужно быть осторожным, ведь каждое послание может быть получено не теми адресатами: и вместо того, чтобы восхищаться, они используют его как призыв осуществить свои недружественные намерения.

Поэтому для первых сторонников эволюционной теории единственно понятным окраской и поведением животных было стремление скрыть свое присутствие. Конечно, иногда животные обладают ярким и нередко (в нашем представлении) красивым внешним видом: это может быть предостерегающая или опознавательная окраска. Но красота, если она и возникает, выступает здесь побочным продуктом, а не самодостаточной целью.

В первом случае животное старается привлечь внимание потенциального соперника, но одновременно — пресечь его интерес. Послание звучит так: даже не пробуй меня, а то пожалеешь. Во втором случае — цвета и оттенки — это разновидность видового кода, благодаря которому животные могут легко обнаруживать друг друга, избегая неприятных ошибок. Но бывают черты, появляющиеся именно для того, чтобы представитель одного пола выглядел привлекательнее в глазах другого, а одни особи — красивее других.



Это так называемые вторичные половые признаки — такие, которые не участвуют непосредственно в процессе размножения, оплодотворения или деторождения. Их функции имеют эстетическую природу. На их существование одним из первых обратил внимание Чарльз Дарвин, который посвятил этой теме, как важнейшему отклонению от принципа естественного отбора, много лет жизни и книгу «Происхождение человека и половой отбор» (почему он связал эти два вопроса, мы разберем дальше, так эта проблема прямо связана с интересующей нас загадкой).

Дарвин заметил, что многие особенно заметные внешние свойства животных не связаны с приспособлением к окружающей среде и даже осложняют их обладателям жизнь: большие рога лося — это неудобный груз на голове, длинный хвост павлина или многих других птиц мешает полетам, а яркие краски брачного оперения привлекают хищников.

Все эти вещи неудобны, однако они появились, а, раз их обладатели даже устраивают турниры или представления, на которых с рвением демонстрируют свои украшения, значит, они имеют для них особое значение. Более того, такие отклонения появляются только у представителей одного пола, почти всегда мужского, значит, связаны они не столько с видом, сколько с полом и исполняют какие-то функции в подборе партнеров. Но какие?



Дарвин обратил внимание, что произведение на свет потомства гораздо более сложный процесс для самок, чем для самцов: первые производят гораздо менее многочисленные, чем сперматозоиды, и более крупные яйцеклетки, из которых после оплодотворения получаются еще более крупные и еще более «дорогие» яйца. Потом зачастую (у птиц) эти яйца приходится высиживать, а в случае млекопитающих — долго носить развивающийся плод, и потом кормить его молоком, который самка сама должна произвести.

Размножение становится сложной и затратной инвестицией, которая ведется в интересах обоих партнеров, хотя второй в нее практически не вкладывается. Таким образом, с биологической точки зрения самки играют гораздо более важную роль, чем самцы, выступая своего рода ресурсом, за обладание которым приходится побороться. Поэтому самке легко найти партнера — к этой роли будет готов каждый, но проблема состоит в выборе подходящего кандидата, а здесь одного желания с его стороны становится мало.



Каждый самец может оплодотворить практически неограниченное число самок. В хозяйствах достаточно иметь одного быка, чтобы покрыть стадо коров, или одного жеребца (или даже просто его семя), чтобы оплодотворить всех кобыл. Но поскольку в природе на свет появляется примерно одинаковое количество самок и самцов, огромное число вторых становится «избыточным».

Отсюда берется эта характерная половая асимметрия: самцам приходится чем-то себя проявить, чтобы обычно неприметные и «робкие» самки могли выбрать подходящего кандидата. Своего рода стыдливость самок имеет в природе рациональное объяснение: только воздержанность дает им шансы сделать по-настоящему правильный выбор. Она, в отличие от него, не спешит.

Размышляя, как происходит выбор подходящего кандидата, Дарвин заметил, что это может происходить двумя способами: самцы либо вступают друг с другом в схватку (победитель «срывает банк», что может в некоторых случаях, например, у горилл, заканчиваться созданием гарема), либо активную селекцию проводит самка, которой самцы демонстрируют свои достоинства. Как это происходит?

По-разному. Например, у территориальных животных самец может привлечь партнершу изобилием своего участка или безопасностью гнезда. Другие преподносят какой-нибудь подарок (обычно пищу), а в крайних случаях, как у богомолов, даже приносят в жертву самих себя (что имеет смысл, если заранее успеть передать гены).



Но все это не ведет к появлению красоты, и тем более красивых женских особей, которые нас интересуют. Придется искать дальше. Зачем самке выбирать красивого самца, от которого не будет никакого толка? Ведь красота может повредить не только ему (сделав заметным для хищников), но и потомству, которое осиротеет, вдобавок получив от своего отца пагубные гены тщеславия.

Бывает, что самец не может избежать заботы о будущем потомстве (и/или самке), если хочет его дождаться. Так происходит, например, у многих птиц, которым приходится согревать развивающиеся зародыши (так как птицы в отличие от рептилий теплокровны). Высиживающая яйца самка совершенно беззащитна, и самец не может ее оставить, не рискуя потерять птенцов. Поэтому у птиц так распространена моногамия (почти неизвестная млекопитающим, у которых беременность мало ограничивает мобильность самки). Но она сама по себе не ведет к приобретению красоты, так как самец оказывается таким же важным, как самка, а его биологические обязанности требуют от него в первую очередь заботливости.



Из 8700 известных видов птиц 8615 живет в моногамных парах. А у оставшихся 85 (это меньше процента от общего числа) царит полигамия без образования гаремов. Их место заняли конкурсы красоты. В некоторых случаях благодаря этому родились настоящие природные шедевры, как райские птицы или атласные шалашники — прирожденные художники, которые возводят для своих избранниц фантастически украшенные строения (когда в Австралии впервые обнаружили такие шалаши, их сочли ритуальными постройками аборигенов).

В ходе длившейся несколько миллионов лет эволюции самки работали селекционерами, усиливая те черты, которые сочли важными, и исключая те, которые им не нравились. Так писал Дарвин, описывая механизм выбора, и с этим может согласиться каждый заводчик голубей, кур или канареек. И в искусственных, и в естественных условиях избыточность форм и цвета, чистая красота связаны со вкусом того, производит отбор.

Есть одно отличие: искусственно выведенные особи обречены на милость человека: без его заботы они или погибнут или, в лучшем случае, «одичают», утратив через несколько поколений все с трудом приобретенные усовершенствования. В случае полового отбора если красота появилась, она не пропадет, а будет в ходе эволюции только усиливаться.

Там, где мы имеем дело с выбором самки, кажется, что он противоречит здравому смыслу: все они, если могут, благоволят к красивым, привлекательным и склонным к риску самцам. Почему?

На этот вопрос есть несколько ответов, но самый популярный принадлежит израильскому биологу Амоцу Захави. Ученый говорит, что красота — эта реклама генов самца. Согласно его теории, которую называют «концепцией гандикапа», самка выбирает не партнера, а его гены, поскольку лишь они передаются потомству. Но она видит не гены, а внешнюю «упаковку», которая не всегда отвечает «содержанию».

Так что самцу приходится каким-то образом рекламировать свои гены, и делать это убедительно, ведь плох тот покупатель, что верит рекламе. В такие категории облекает свою теорию Захави: когда самка совершает выбор, есть покупатель, товар и упаковка, а также реклама. Разумная тактика требует от покупателя заставить продавца продемонстрировать реальные качества товара, но сделать это можно только в экстремальных условиях. Настоящим тестом для автомобиля станет ралли в пустыне, а не осмотр в чистом автосалоне.

Может ли самка, чей контакт с самцом ограничен по времени, заставить его в переносном смысле отправиться на ралли в пустыню, чтобы проверить, в каком состоянии он вернется? По мнению Захави, может, если прибегнет к услугам вездесущего в природе риска: бактерий, паразитов, хищников.

Этот риск касается всех в равной степени, и каждый, достигнув зрелого возраста, уже прошел такое «ралли», и важно, чтобы он вернулся с него в как можно лучшей форме. Разум подсказывает выбрать того, кто сделал это несмотря на дополнительный изъян. Таков вывод Захави: чтобы склонить самца к честной рекламе, самка выбирает тех, кто больше рисковал — добрался до финиша несмотря на отклонения, которыми он обзавелся.



Сейчас, когда мы уже знаем, откуда в природе появляется продиктованная сексуальной сферой красота, остается ответить на вопрос: почему у нашего вида красивы женщины, а не мужчины? Запомним, что рекламой занимается та сторона сексуальной игры, которая больше в ней заинтересована, а за второй остается выбор. В случае человека дело оказывается запутанным: мужчины борются за внимание женщин, как и самцы других видов, но красотой при этом наделен слабый пол. Это очень странно.

Дарвин, посвятивший теме красоты в мире животных целую книгу, чувствовал себя крайне неуверенно, пытаясь перенести свои наблюдения на межчеловеческие отношения. Он даже начал сомневаться в реальности этого явления, подчеркивая, что у большинства примитивных племен именно мужчины, а не женщины раскрашивают свои тела. В итоге, отчаявшись, он сделал вывод, что у человека отбором занимаются, скорее, обе стороны, и что это загадочное исключение в мире живых созданий.



Возможно, за этим секретом человеческой красоты и нашего нестандартного диморфизма стоит запутанная история нашего вида. У ее истоков мы избрали очень необычный и рискованный путь, так что наши особенности могли стать результатом этого выбора.

Выйдя в саванну без естественной защиты (и даже избавившись от той, что была у нас раньше), мы могли выжить только благодаря объединению в сплоченные социальные группы. На этом этапе соперничество за самок происходило еще по привычным обезьяньим образцам. Но потом произошло нечто неожиданное: рост интеллекта (вызванный социализацией и изменением рациона) и сопутствующее ему увеличение размера мозга привели к новым сложностям, связанным с деторождением.

Увеличивающаяся голова ребенка с трудом проходила через родовые пути женщины, а те (из-за хождения на двух ногах) не мог расшириться, не ухудшив нашу способность бегать. В итоге отбор перемещал момент родов на все более ранние этапы развития ребенка, так что наши новорожденные становились все более беспомощными и требовали обременительной и долгой заботы. Это возлагало на самок (или уже женщин?) новые и более сложные обязанности, которые стали превосходить возможности одного родителя. Так появилась потребность в отце, а не только поставщике сперматозоидов.

Для выживания женщинам понадобились партнеры, а чтобы их получить, требовалось привязать их к себе на продолжительное время. Но как? При помощи сексуальной привлекательности и устойчивости союза, которую обеспечивали два новых и редких явления: незаметная овуляция и постоянная готовность к сексу. И еще красота. Появилось неизвестное раньше чувство — любовь.

И новый особый образчик красоты, который можно описать как усиление детских черт в анатомии и поведении. Гладкая безволосая кожа, маленький нос, большие глаза, высокий тембр голоса — это черты, которые пробуждают во взрослых особях покровительственное поведение. Стараясь добиться мужской опеки, женщины «впали в детство»: их современный педоморфизм таким образом может быть ответом на условия, которые сделали человеческих самок зависимыми от самцов, а не только наоборот.

Сохранившимся наследием полигамии в нашем виде выступает система ухаживаний и конкурирования мужчин за женщин, а также специфический мужской тип красоты, опирающийся на канон силы и решительности. Новым и очень человечным свойством вполне могла выступать женская красота, возникшая как попытка наложить на более старую в биологическом плане полигамную структуру идею моногамии.

Предлагая свою красоту (и всю биологическую привлекательность, которая за ней стоит) в качестве элемента прочного союза, женщина вносила в него новый оригинальный элемент взаимного и распространяющегося на многие сферы совместной жизни чувства. Таким образом, оба пола стали казаться друг другу привлекательными и (здесь Дарвин, видимо, был прав) стали взаимно выбирать друг друга.

Источник