Обычаи морских народов, которые кажутся странными сухопутным жителям

Народы, живущие морем, выстраивают свою жизнь совсем не так же, как землепашцы и ремесленники. Дело не только в предметах обихода (хотя и организация быта может очень удивить). Многие обычаи, которые кажутся незыблемыми, «природными» на земле, народы морей могут находить странными. Для них естественным кажется совсем другое.

Баджао
Есть статьи, которые начинаются с утверждений вроде «некоторые цыгане кочуют по морям». На самом деле «морские цыгане», о которых идёт речь в таких статьях, не имеют отношения к цыганскому народу – это просто прозвище, иносказание. Есть несколько народов, которые получили такое прозвище, например, баджао, живущие в Малайзии, Индонезии и на Филиппинах.

Баджао сформировались на стыке ареалов распространения азиатов и австралоидов, но, что самое главное, их культура появилась на стыке моря и суши. У них нет представления о том, что нужно какое-то место, чтобы ходить. Когда баджао хочет подвигаться, он прыгает в воду, плавает там или ныряет. В любое другое время баджао спокойно сидит в своей заставленной утварью лодке или хижине на сваях и занимается домашними делами: что-то чинит или готовит еду.

Большинство баджао до сих пор живут рыбалкой или добычей даров морских глубин. Они обменивают всё, что наловили или поймали, на пресную воду, рис, материалы для строительства, домашнюю утварь и одежду. Для них нет представления о том, что дом – это главное жильё, к которому может прилагаться лодка или автомобиль. В море автомобилю негде ездить, а главное жильё для них – как раз-таки лодка. Дом строится как дополнительное хранилище или помещение для приёма гостей и сна в непогоду. Баджао умеют вычислять, когда надвигается цунами, и тогда немедленно покидают дома и разворачивают лодки в океан, чтобы уйти подальше от берегов.

За время жизни в воде у баджао развились и генетически закрепились выгодные для выживания в этой среде качества. Их дети видят в воде, как дельфины – так же чётко, как на воздухе, и от ныряния с открытыми глазами у них не болят глаза. Так что они часто играют под водой. Конечно, со временем зрение баджао слабнет – и в старости становится примерно как у обычного сухопутного жителя. Ещё у баджао увеличены селезёнки, что даёт им возможность вырабатывать больше кровяных телец, запасающих кислород, и дольше не выныривать на поверхность – примерно как у морских млекопитающих, хотя, конечно, до китов с их четырнадцатью селезёнками на каждого баджао далековато. Кожа баджао одинаково хорошо переносит палящее солнце и избыток солёной воды.

А вот уши природа никак баджао не изменила, так что у них есть устрашающий другие народы обычай – в раннем возрасте многим детям прокалывают перепонку. Иначе во время нырка на большую глубину она сама рвётся от перепада давления. Так что пожилые люди у баджао часто очень даже неплохо видят, но почти ничего не слышат.


Яганы
Чистых яганов сейчас на Огненной Земле, в Чили, не найти – осталось только около полутора тысяч метисов. А всё потому, что в девятнадцатом веке на них охотились, как на зверей, чтобы очистить их земли под пастбища для овец. Яганы были, мягко говоря, невоинственным народом, их нападки на соседей, похожие по образу жизни племена, происходили редко. Ведь яганы были серьёзно сосредоточены на выживании. Хотя Огненная Земля – это самый юг континента Южной Америки, там далеко не жарко – ведь в южном полушарии это значит близость к Антарктиде. На скалистых островах, где жили яганы, было очень мало ресурсов, и быт их поражал своей суровостью.

Даже летом на Огненной Земле температура не поднималась выше пятнадцати градусов тепла, а чаще не достигала и десяти. Несмотря на это, яганы ходили голышом. Только в некоторых племенах принято было носить короткую накидку из шкуры на завязочках вокруг шеи. Эту накидку перекидывали то туда, то сюда, так, чтобы она оказывалась с наветренной стороны. Зимой яганы заворачивались в целые шкуры – тюленьи или альпака, в зависимости от того, какая добыча им была доступна.

В отличие от многих других обитателей холодных и морских краёв, яганы принципиально не ели сырой рыбы и тем более сырого мяса. Всё – мясо, жир, даже моллюски – должно было быть приготовлено на огне. Из жира делали колбасу, предварительно его растопив, или смазывали им тело и волосы, чтобы защищаться от холода. Поскольку у огнеземельцев не было соли и других специй, даже колбаса не хранилась долго. В качестве посуды использовали плоские раковины моллюсков.

Яганы были кочевым народом. Они передвигались на лодках и проводили в них так много времени, что ноги у большинства толком не развивались – были худые, короткие и слабые при массивном корпусе и хорошо развитых плечах и руках. В центр лодки обязательно клали землю – чтобы разводить огонь. Ведь без огня поесть в пути было нельзя… А ещё яганы очень редко стояли или лежали, вытянувшись во весь рост. И спали, и общались друг с другом они, обычно, сжавшись в комочек. Более того, стоять там, где другие сидят, было невежливо.

У яганов был занимательный обычай. Если человека приглашали остаться в гостях, он должен был согласиться – и сразу после этого приниматься за работу, например, искать дрова, приносить пресную воду, расчищать снег возле временного дома (в лодках в гости не приглашали). Естественно, потом его кормили, давая лучшие куски, но в итоге приглашение в гости выглядело словно приглашение поработать немного.

Ещё яганы никогда не выкидывали раковины моллюсков. Их клали в специальную кучу перед хижиной. Из этой кучи брали раковины для того, чтобы кипятить воду, скрести шкуры или запекать еду. Переезжая на новую стоянку, яганы оставляли раковины, а иногда и остов дома – чтобы следующей семье было удобно. И въехавшие следом за ними быстро и удобно обустраивались. У куч ракушек была и вторая функция – когда кого-то надо было похоронить в земле (что случалось довольно редко), из этой кучи брали много ракушек и насыпали сверху. До сих пор никто не может понять, почему некоторых яганов не сжигали, а закапывали и почему так важно было оставить много ракушек сверху, словно возле дома живого человека.

Поморы
Жители северного русского побережья никогда не кочевали, в отличие от баджао и яганов, но вся их жизнь была связана с морем – ведь земля почти ничего не родила. Они торговали с норвежцами, доплывая до скандинавских берегов, и уходили бить добычу на дальние, вечно покрытые льдом острова. Конечно, какое-то количество растительной пищи тоже выращивалось или собиралось по лесам.

В результате кухня поморов, сохраняя узнаваемо русские приметы, сильно отличалась от остальных русских кулинарных традиций. Фактически везде, где в более южных областях использовали куриное мясо, поморы клали рыбу (например, в пирог курник). Пшеница было слишком дорогим южным продуктом, так что всё пекли изо ржи, кроме, разве что, больших праздников.

Кстати, о праздниках – как и в других местах, пекли пряники в виде зверей, но только у поморских зверей при этом обязательно была полоска земли под ногами (сейчас это не обязательно). Кто где находится, на земле или в море, для поморов было очень важно. К слову, пекли праздничные пряники только и исключительно мужчины. Из самоваров поморы пили обычно не чай, а кофе, покупаемый у норвежцев. Давали кофе даже детям. Среди пирогов были те, которые скандинавы уверенно опознали бы как карельские пирожки – только у поморов они назывались «калитки».

Ещё одно отличие поморов от русских из других областей – сдвиг гендерных ролей. Мужчины-поморы спокойно возились с детьми и могли приготовить не только пряники. Если жена уезжала в гости к родне, хозяйство не приходило в упадок. И вообще на севере очень следили, чтобы в упадок ни на день ничего не приходило – потом не подымешь.

Наконец, у поморов существовало явление, похожее на балканских вирджинов – баба-порток. Женщина, оставшаяся без мужчины в семье, начинала одеваться по-мужски, остригала волосы и уходила на промысел. В таком случае она получала по возврату полноценную, «мужскую» долю, в отличие от женщин, ушедших на промысел с родственниками – те считались только помощницами. Могла одинокая женщина (вдова или сирота) и не уходить в «портки». Несколько раз в год поморы обязательно шли на специальный лов, всю добычу с которого раздавали только вдовам, сиротам и немощным старикам. Для девушек же нормальным было уйти на промысел, но только по рыбе, чтобы заработать себе на приданое.

К иным грехам поморы относились легче, а к иным – строже, чем в более южных областях. Конечно, если женщина, пока муж ездит за покупками в Норвегию, блудила с соседом – это было драмой и могло стать поводом для ссоры. Но куда более страшным грехом считалось воровство – то, что южнее было лишь грешком. Взять хоть малую, да чужую вещь означало подвергнуться остракизму. «Блудящую везде пустят, а вора – нигде». Ведь на севере даже краденая игла могла поставить человека в безвыходную ситуацию – когда, например, срочно надо починить парус, иначе домой не вернуться…